На окраине кукурузного поля в сельской глуши стоит дом. 10-летние близнецы ждут возвращения своей матери. Когда она приходит, ее лицо закрывают бинты после пластической операции. С этого момента все меняется — отчужденная и холодная, она постепенно изолирует их семью от внешнего мира. Мальчики начинают подозревать, что эта женщина — не их мать, и пытаются выяснить правду любой ценой
На окраине кукурузного поля в сельской глуши стоит дом. 10-летние близнецы ждут возвращения своей матери. Когда она приходит, ее лицо закрывают бинты после пластической операции. С этого момента все меняется — отчужденная и холодная, она постепенно изолирует их семью от внешнего мира. Мальчики начинают подозревать, что эта женщина — не их мать, и пытаются выяснить правду любой ценой
На окраине кукурузного поля в сельской глуши стоит дом. 10-летние близнецы ждут возвращения своей матери. Когда она приходит, ее лицо закрывают бинты после пластической операции. С этого момента все меняется — отчужденная и холодная, она постепенно изолирует их семью от внешнего мира. Мальчики начинают подозревать, что эта женщина — не их мать, и пытаются выяснить правду любой ценой
With harpsichord music in the background, a dandy, seated at a table, plucks a quill pen from a ceiling full of them above him, dips it in ink, thinks, then draws a straight line down the page in front of him, out of which sprout six more quill pens, each held by a hand. The calligrapher moves all the hands and pens in unison, drawing an elaborate feathered wing, which comes to live, peeling off the page, and, now a quill pen, slips in to his hand. He tucks it behind his left ear.
